Визит несколько лет тому назад в село Шовское Лебедянского района Николая Юргенсона для местных жителей остался незамеченным. Лишь один из них, ни на шаг не отступая от гостя, подобно дворнику из романа «12 стульев», приветствовал «барина из Парижа» восторженными фразами, типа «Вот и дождался возвращения Цицеронов!».
Фамилию Цицерон в девичестве носила мать приехавшего в Шовское, но вовсе не из Парижа, а из Петербурга пенсионера. Его предки поселились в Черноземной глубинке в середине XIX века. Герой Крымской войны и обороны Севастополя Мартин Цицерон женился на дочери мелкопоместного лебедянского дворянина Раисе Коленкиной. В приданное боевому, но безземельному офицеру досталось маленькое, чуть больше 30 десятин земли, именьице.
Место, где оно располагалось, местные жители до сих пор называют «Коленкины дворики». Сегодня от усадьбы, сада и прудов ничего не осталось. О прежних владельцах напоминают лишь чудом уцелевшие надгробия на сельском погосте. Некогда их хотели использовать как фундамент одной из колхозных построек. Да еще многочисленные документы и фотографии, по крупицам собранные за многие годы Николаем Борисовичем.
Согласно семейной легенде, необычную фамилию его семья получила от гетмана Запорожской Сечи. Чуть ли не от самого Мазепы. К нему на службу некогда поступил пра, пра, пра… Словом, один из дальних предков Юргенсона. За умение красиво излагать мысли и острый ум священник из полтавщины и получил прозвище по имени древнеримского оратора и политика. Впоследствии оно стало фигурировать в официальных удостоверениях личности потомков острослова.
Странную для русского уха фамилию до замужества носила мать Николая Юргенсона. Остальные Цицероны в разные годы погибли в застенках ЧК и НКВД или иммигрировали из страны после революции. Или просто пропали без вести…
Сурово обошлась Советская власть и с самим Николаем Борисовичем. Еще до войны, после расстрела отца, он с матерью оказался в зауральской ссылке. Лишь при Хрущеве Юргенсоны смогли вернуться в Ленинград-Петербург.
— После ссылки нам с мамой выделили дачный участочек земли под Питером, — вспоминает Николай Борисович. — Однажды мы увидели на соседнем с нашим клочком землицы сгорбленную старушку. Похожая на ведьму дама величественно протянула шестипалую руку и представилась: «Де Кампо-Спицион». (Спиционы — древнейший дворянский род России, ведущий свою историю чуть ли не со времен Александра Македонского).
— Мать, ничуть не смутившись, пожала старушечью «шестерню», и с не меньшим достоинством произнесла: «Людмила Цицерон». «Ведьма» не поверила своим ушам, восприняв сказанное как глупую шутку. Но затем, наведя справки и удостоверившись в подлинности фамилии, признала в нас равных себе.
В родовом имении под Шовским, Николай первый и до сегодняшнего дня единственный раз, был в раннем детстве. В середине 30-х годов прошлого века. Но всегда мечтал посетить землю своих предков. Мечта осуществилась благодаря случаю и стараниям липецкого историка Андрея Найденова. Зная фамилию владельцев «Коленкиных двориков», он разыскал ее… в телефонном справочнике Санкт-Петербурга. И не ошибся. Николай Борисович с радостью принял приглашение посетить Шовское. Скрупулезно заснял все увиденное на фотоаппарат и пообещал привести в родные пенаты уже своих детей и внуков, в которых еще течет часть крови полтавско-лебедянских Цицеронов.