Павел Дмитриевич Голев действительно был необыкновенным человеком. Он очень уважительно относился к людям, страстно любил живопись и был абсолютно бескорыстен. Эти свойства его натуры ясно свидетельствовали о присущих ему уме и доброте. В Лебедяни, наверное, не найдется человека, который, зная Голева, не уважал бы его. Павел Дмитриевич прежде всего был неравнодушным. А его увлеченность живописью вдохновила тогда многих начинающих художников.
Стены его квартиры были увешаны его работами. Картины поражали необычными сочетаниями красок. А множество этюдов он написал внутри собственного двора, хотя его часто можно было видеть за работой на высоком Донском берегу. Он любил писать весну — охапки сирени, яблоневые ветки. Наверное, в душе он был романтиком. Например, в феврале он с какой-то вдохновенной улыбкой мог стоять и слушать, как падают капли с тающих сосулек.
С ним дружили не только местные. Даже приезжие художники с удовольствием ходили с ним на этюды.
Он видел мир по-своему. Со стороны это казалось необычным, когда ярко — зеленые деревья на его картинах оказывались оранжевыми. Но стоило взглянуть чуть иначе, и обнаруживалось, что под лучами заходящего солнца листва действительно полыхала огнем. Такое мог увидеть только подлинный художник.
Он учил видеть мир. Это было его призванием и его работой. Он преподавал в педагогическом училище, часто выставлял свои картины в Доме культуры. Любил людей, молодых и старых, старался поддержать их добрым словом. Мне пришлось однажды невольно услышать его разговор с одним из своих коллег. Тот был подавлен и жаловался на здоровье. Павел Дмитриевич его утешал, с участием смотрел. Чувствовалось, что между ними — большая дружба.
Для лебедянцев старшего поколения работы Голева, Кузнецова — ностальгия по прошлому. Пожалуй, эти люди могли видеть и чувствовать полнее, ярче многих из нас.
Павел Дмитриевич не требовал многого от жизни. Он жил скромно. И, тем не менее, казалось, что он доволен судьбой. Он был просто прекрасным человеком. А это тоже — талант.
Р. Куковская